Японский переключает меня в совершенно особое состояние души, настраивает на тонкое восприятие искренности и красоты. Недавно я случайно исполнил свою давнюю мечту и начал вести заметки на японском. Теперь я время от времени записываю что-нибудь в специальную тетрадку, стараясь писать на классическом японском в старой орфографии. Это невероятно раскрывает душу, особенно потому, что можно не заботиться о правильности грамматики или красоте почерка — всё равно вряд ли кто-нибудь когда-нибудь будет перечитывать. Даже я.
Но писать о чём угодно не особенно выходит, потому что стоит положить на бумагу пару вертикальных чернильных строк, как мысли сами устремляются к моей любимой эпохе Эдо и к созерцательной японской поэзии, а заметки превращаются в выписки цитат, за которыми следуют длинные списки непонятных слов с переводом и пояснениями.
Вчера вечером мне захотелось найти какое-нибудь хайку про пение цикад. Конечно же, я нашёл обалденное хайку Басё, и думал, сегодня просто поделюсь им.
Но как только я открыл русский перевод «По тропинкам севера» в поисках этого хайку, благостное настроение вмиг сменилось на обычное разочарованное.
Сначала про хайку.
- Вместо 静 использован иероглиф 閑. Замечательная свобода японской письменности окружает звучание хайку дополнительным смыслом. Читаем «тишина», а одновременно в сознании всплывают и остальные значения иероглифа — отдых, беззаботность.
- しみ入る это 染み入る — просачиваться, проникать.
- 蝉の声 — голоса цикад — это и сезонное слово, обозначает конец лета.
Если вы когда-нибудь были среди деревьев, на которых поют цикады, хайку врубит вам в самое сердце. Этот звук правда немедленно вызывает ощущение отдыха и беззаботности, при этом он настолько мощный, что действительно может проникнуть в камень.
Ну а если не были, самое близкое ощущение вызывает у меня музыка Merzbow.
Теперь про обстоятельства написания и это хайку в переводе Марковой.
На горе Санкэйрё есть горный храм Риссякудзи. Он основан святителем Дзикаку-дайси; там особенно ясно и тихо. Следуя общим уговорам; надо бы взглянуть! — я от Обанадзава повернул обратно; расстояния семь ри. Было ещё светло; я устроился на ночлег в доме монаха у подошвы горы и поднялся на гору к храму. Утёсы громоздились на скалы, образуя крутизну; сосны и дубы все были вековые; земля и камни замшели от старости. В храме на вершине двери были закрыты, не слышалось ни звука. Обойдя утёсы, пробравшись среди скал, я совершил поклонение и чуствовал, как от окрестной тишины светлеет на душе.
Что за тишина!
Так пронзительны средь скал
Голоса цикад…
И наконец, про разочарование.
Come on, пронзительны средь скал? У Басё же ясно написано, проникает внутрь скалы. Там даже пауза сразу после слова проникает, чтобы остановиться и ждать — что же это такое невероятное, проникает сквозь скалы? Да и не пронзительно совсем поют цикады. Если ухватить одну и она заверещит — вот пронзительно. А когда их много и они поют на деревьях — это плотная стена звука, что та скала, и кажется, сама ткань пространства ей не помеха, и хоть скалы, хоть громоздящиеся на них утёсы, не могут не впустить в себя эту удивительную вибрацию.
Так что лучше читайте Басё в оригинале. И Акутагаву тоже.